Однако «абстрактно-объективистский» подход по-прежнему отвергается: «Никакое слово абсолютно точно („объективно“) не отражает своего предмета, своего содержания. Ведь слово не фотография того, что оно означает. Вне. живого высказывания слово существует лишь в словарях, но там оно мертвое слово, только совокупность каких-то прямых и полукруглых линий – следов типографской краски на листах белой бумаги. Книги и рукописи, которые читаются лишь мышами, – это предметы, уже вышедшие из социального употребления». «Слова говорящего всегда пронизаны взглядами, мнениями, оценками, которые в последнем счете неизбежно обусловлены классовыми отношениями. Всякое слово, сказанное или подуманное, становится таким образом известной точкой зрения на то или иное явление действительности, на ту или иную ситуацию». Всякое слово – оценивающая точка зрения. «Отдельно выхваченное из потока речевого взаимодействия слово примером служить не может».
Снова, как и в первой части МФЯ, подчеркивается: «одним и тем же языком пользуются разные классы. Вследствие этого. в каждом слове, в каждом идеологическом знаке преломляются разнонаправленные классовые отношения». Именно за эту идею будет нападать на Волошинова Т. П. Ломтев. Впрочем, тут же в статье делается необходимая оговорка: «В каждом слове в языке пролетариата точка зрения наиболее полно совпадает с предмет ным, объективным значением слова», в виде примера приводятся «замечательные стихи Маяковского» (ср. значительно более сдержанные оценки этого поэта у Бахтина и в 20-е, и в 70-е гг.). И ко всему этому добавлено: «Внутренняя диалектич-ность» знака до конца раскрывается лишь при «революционных сдвигах», а в обычных условиях знак «несколько реакционен»: он стремит ся сохранить то, что в нем заложено раньше.
Последняя проблема, переходящая в статью из МФЯ, – проблема чужой речи. Она проанализирована на редком для круга Бахтина материале современной литературы – на материале фрагмента из романа Юрия Олеши «Зависть», который был опубликован всего за три года до статьи.
Безусловно, три статьи отражают и где-то уточняют ту же концепцию, которая содержится в МФЯ: уступки марризму в первой статье не играют решающей роли. Жанр статьи, рассчитанной на широкого и даже не очень культурного читателя (журнал издавался для начинающих писателей из рабочих и крестьян), требовал упрощать, но в то же время и излагать более эксплицитно и четко идеи, не всегда внятно изложенные в книге. Это не всегда удавалось, что отметил Горький. Тем не менее видно, как происходит постепенное нахождение нужного тона. Каждая из последующих статей и четче по изложению, и интереснее по идеям по сравнению с предыдущей. Например, в последней статье дается наиболее последовательное во всем волошиновском цикле изложение концепции знака. Но после третьей статьи цикл оборвался, хотя в ней обещано продолжение.
В «Литературной учебе», журнале учебного характера, было принято чередовать изложение тех или иных тем с заданиями для читателей и последующим разбором. Так строились статьи Л. П. Яку-бинского, которому именно в заданиях помогал его соавтор А. М. Иванов. У Волошинова в двух первых статьях заданий нет, но в третьей статье они появляются. В связи с «преломлением» в слове «разнонаправленных классовых отношений» читателям предлагается про-анализировать три текста, посвященных 9 января 1905 г.: из письма рабочих царю, официозной газеты и большевистского издания. Эти тексты описывают одни и те же события, но трактуют их по-разному. Читателю обещано дать разбор этих текстов в следующей статье. Однако разбора не появилось. Безусловно, публикация была оборвана. Были ли написаны другие статьи цикла, а если были написаны, то сохранились ли их рукописи? Пока неизвестно. Обрыв не был связан ни с прекращением журнала («Литературная учеба» выходила до начала войны), ни с изменением из-дательской тематики. Параллельный цикл статей Якубинского продолжался до конца 1931 г., закончившись «естественным образом», исчерпанием темы. Затем цикл Якубинского был издан отдельной книгой.